Народная сказка о животных — одна из разновидностей сказочного повествования. В ней рассказывается о встречах и приключениях диких и домашних животных, иногда о взаимоотношениях животных и человека.
Возникновение «животного эпоса» объясняется реальным отношением человека к животному миру. В эпоху родового строя древние люди верили в происхождение рода от того или иного животного, иногда растения. Один род считал, что его члены произошли от медведя, другой — от волка, третий — от лисы и т.п. Таких животных называли «тотемами». Тотем объявлялся покровителем рода: его нужно было почитать, следовать в отношении него многочисленным табу (табу — запрет) — например, необходимо было воздерживаться от нанесения ему вреда. Первобытный человек жил в тайном страхе перед тотемным животным, в роли которого оказывались не только сильные хищные звери, но и существа относительно слабые и безвредные, например, лягушка или мышь. Образ животного, сначала объекта охоты, а затем почитаемого тотема, предшествовал (не только в наскальной живописи, но и в театре) образу человека, поэтому и первой маской была маска животного.
Тотемические представления древних нашли свое выражение прежде всего в мифах, а затем в первобытных сказках. Постепенно человек освобождается от страха перед животными, тотемические верования уходят в прошлое, а сказки о животных обогащаются бытовыми мотивами, в том числе и анекдотическими: животные становятся уже не страшными, а смешными. Позднее сказочная фантастика все больше отрывается от верований и строится на сознательном вымысле. Образы животных в сказках все чаще используются как аллегорические (аллегория — переносное истолкование, иносказание), т.е. изображаются животные, но высмеиваются не их повадки, а человеческие пороки, такие как жадность, хитрость, лень, глупость. Таким образом, в сказках о животных появляется «второй» смысл, скрытый, который надо угадывать, искать в тексте. Образы животных становятся обладателями постоянных качеств: лиса — хитрая, заяц — трусливый, волк — жадный. Они как бы превращаются в те самые «животные маски», которые всегда неизменны и узнаваемы, а слушателю остается только догадываться, кто же скрывается под ними. Есть среди сказок о животных и такие, в которых осуждаются общественные пороки: чинопочитание, взяточничество и т.п. (сказка «Кот и лиса», «Волк и медведь»).
В сказках о животных много занятных, диковинных сюжетных ситуаций (волк ловит рыбу хвостом, лиса учится летать или бежит наперегонки с раком), которые обретают комическое звучание потому, что причудливый вымысел лежит в их основе, и потому, что они аллегоричны изначально: действующие лица — животные, а говорят и ведут они себя, как люди. Использование диалога придает сказочному повествованию живость и вызывает сказочника на игровое, почти театрализованное исполнение. В «животных сказках» средствами создания «смехового подтекста» становятся и многочисленные повторы. Есть даже особый вид сказок — цепевидные, которые называются так потому, что сюжетные ситуации в них «приращиваются» друг к другу, как звенья цепочки. Это может происходить по-разному: могут повторяться однородные ситуации, но каждый раз с представлением нового героя (сказки «Колобок», «Теремок»); очередная сюжетная ситуация может сначала повторить все звенья предыдущей и лишь потом добавить новое звено. Сюжетные ситуации могут повторяться от начала сказки к концу, а могут и в обратном направлении — от конца сказки к ее началу (сказки «Нет козы с орехами», «Бобовое зернышко»).
Наглядность образов, острый, занимательный сюжет, богатство языка, окрашенного то лукавым, то простодушным юмором, — все это приметы народной сказки о животных, которую называют предшественницей басни и бытовой сказки.
